Книга без оглавления

Это был мой город... лет двести назад. Я хорошо знала эту площадь. Этот невзрачный фонтан, на месте которого теперь стоит величавый памятник. Эту булыжную мостовую, по которой вяло кружил уставший мусор. Здесь не было звуков, но я знала каждый шорох этого места. Я знала, как хрустит каждый излом бесшумно и неуклюже перекатывающейся мимо меня пожелтевшей вчерашней газеты. Я знаю, что здесь, вон в той части площади, сидят две залихватские торговки семечками и прочей мелкой мишуры. А в той части площади – известная пекарня старого грека. Мне не нужно оборачиваться, я это знаю. Я знаю всё, что происходит сейчас и что происходило здесь раньше. Сейчас здесь всё по-другому, но одновременно так же... Я там, где нет времени.

Я жду. Это странно, потому что там, где нет времени, – нет ожидания. Это значит, что какая-то часть меня не со мной. Я очень спокойна, как никогда в этой жизни. Внутренний совершенный покой, мы знаем о нём только из разговоров, книг и каких-то учений, но никогда не испытывали в своей жизни. Вероятно, это наше будущее, – безсуетное, тёплое, гармоничное "здесь".

– Видишь, ту женщину в коляске? Ты должна вернуться до заката этого дня.

Я почувствовала тепло в затылочной части головы. Это был мой Проводник. И у меня не было никаких вопросов или непонимания. Всё было ясно, вся информация была в открытом доступе, но – неприкосновенна. Как и всё происходящее в этот момент, я могла её ощущать, получать мгновенно, но не прикасаться. Я не могла ею обладать, влиять, "трогать".

– Пора.

Тепло в затылочной части головы постоянно сохранялось. Это был диалог, без слов и звуков. Но одновременно это происходило во всём теле, всё мое "тело" было едино и не было отдельно во время "общения".

И вот, я уже катила коляску с женщиной, которую прекрасно знала. Я не знаю точно, кто она в моей реальности, но здесь она была почти частью меня. Этого чувства было вполне достаточно.

Мы задаём много разных вопросов в своей жизни в никуда. Мы часто вопрошаем Наверх все эти наши "Почему?", "За что мне это?!", все эти наши "Боже, дай мне…!". Мы хотим получить прямые ответы, но не любые, а только те, которые нам будут удобны. Поэтому мы не получаем никаких. Это неосознанно, мы защищаемся. Мы не хотим, чтобы нам было больно. Мы знаем, что ответ может быть очень для нас болезненным.

Но ответы всегда находятся там же, где и вопросы. Порой даже вопросы возникают потому, что на них есть ответы. А если ещё точнее, – нет никаких вопросов, вся наша жизнь сплетена из совершенно видимого, осязаемого, ощущаемого, взаимосвязанного и переплетенного. Мы придумали вопросы… чтобы не искать никаких ответов.

Мне не нужно знать, куда вести эту женщину, я знаю, что привезу её туда, куда нужно. Вовремя. Деревянный помост, на котором мы оказались с первых шагов, казался шатким и ненадёжным, будто его наспех набросали незадолго до нашего появления на нём. Неровные доски грубо прилегали одна к другой и было видно, что не все из них закреплены. Коляску потряхивало, но мы двигались в прежнем режиме, довольно быстро, и на удивление, легко. Преодолев этот странным образом возникший под нами ветхий настил, мы оказались на огромной оживлённой площади. Как это место вмещало в себя такое количество стремительно снующих во всех направлениях людей?

Я сжала шероховатые ручки коляски, чтобы выкатить её на мостовую, но в эту же секунду мои руки, спину и шею обжёг сковывающий холод. Я осторожно обернулась назад, будто внутри статуи, в которую, мне казалось, только что превратилось моё тело. Всё, что во мне могло сейчас двигаться, – был мой фантом, привязанный узловатым корневищем, плетущимся через ноги глубоко под неровную мостовую вниз. И чтобы не произошло сейчас, ничто не стронуло бы меня с места. Иногда так бывает во сне, ты изо всех сил пытаешься бежать, тебе угрожает опасность, но твоё тело недвижимо, ты не можешь заставить его даже пошевельнуться. Ты прилагаешь невероятные усилия, движешься, что есть силы, но... продолжаешь стоять на месте. Это холодящее чувство приковало меня к каменной брусчатке, на которую мы сходу вкатились мгновение назад.

Как только я обернулась, я обнаружила, что стою на крыше одного из старых домов, не смея пошевелиться. Приглушённый ворох звуков и невнятных голосов, вялое шевеление за моей спиной, – всё стихло. Ноги окаменели. Огромных размеров сторожевой пёс, вздёрнув брыли и обнажив угрожающе оскал, блокировал любое моё неуклюжее движение. Было чувство, что я уже видела и даже знала этого пса. Это был пёс-охранник. И пока он скалил на меня жутких размеров клыки, за его спиной происходило что-то странное. Более странное, чем ускользающее понимания того, что если бы я не обернулась, мы бы уже пересекли площадь.

В небольшом чердачном проёме с треугольным, заострённым карнизом сверху, выходящем на покатую крышу, нависало огромное, уродливое существо. Издавая гортанные звуки, похожие на сдавленный рык животного и агрессивно жестикулируя, оно пыталось схватить маленького человечка в пенсне и комичном цилиндре. Для своего роста и заметно проигрышного положения в этом разбушевавшемся на крыше конфликте, этот маленького роста человечек выглядел комично горделивым, с какой-то неестественной для своего роста горделивой осанкой. Оба странных персонажа стояли совершенно близко, но что-то сильно мешало этому громадному, свирепому существу одержать верх над полусказочным, лишь слегка рассерженным гномом.

Страшным ужасом веяло на меня от происходящего. Каждый жест чудовищеподобного существа в моём теле отдавался настоящим физическим страхом и оголённым чувством несправедливости. Я не знала и не понимала, кто эти персонажи, и почему это негодующее, разбушевавшееся существо заняло этот дом и кому он принадлежит на самом деле. Но на их накалённую до предела ссору, как налаженный инструмент, реагировало моё тело. Вдруг что-то произошло между этими двумя несуразными существами, что-то критическое. Наблюдающий одновременно за мной и за происходящим жуткий пёс, в один миг оказался между ними, придавив массивными лапами это огромное, агрессивное существо, издавая устрашающее, утробное рычание. В ту же секунду эта страшная глыба обмякла и, взвизгнув как щенок, исчезло в проёме.

Маленький человечек в пенсне и цилиндре, в смешном старомодном сюртуке, ни разу за время этой мизансцены не изменил своего выражения лица и горделивой, даже чересчур, осанки. Было понятно, что сила на его стороне. Это рвало мою картинку мироздания, – он выглядел скорее невзрачным персонажем детской сказки, чем управителем чего-либо вообще, тем более, – сильным.

Скрип деревянного помоста заставил меня повернуться. И в это же мгновение я оказалась на той самой площади, которую собиралась пересечь несколько минут назад. Моя левая рука продолжала лежать на ручке коляски, в которой сидела женщина пожилых лет, так, будто я и не оборачивалась. Но что это? Я снова повернула голову и оказалась на той же самой площади, только все здания на ней постоянно меняли свою форму. Я повернула голову в направлении "старой" площади, но она опять была другой. Это определённо одна и та же площадь, но почему все формы постоянно меняются? Стоило мне зафиксировать взгляд на любом видимом объекте, – здании, окне, балюстраде, старых воротах, – как картинка тут же ускользала и становилась другой.

– Что это такое? – не скрывая недоумения, воскликнула я. Женщина смотрела в ту же сторону, что и я. Но на мой возглас она никак не отреагировала.
– Образы… – я почувствовала знакомое тепло в области головы. Но в этот раз я была уверена, что слышу совершенно знакомый мне "голос".
– Какие "образы"? Оно всё движется. Что это?

И тут же я увидела, как пересекают площадь, что-то оживлённо обсуждая, знакомые мне люди. Некоторых из них я точно знала, некоторых, – я чувствовала, что знаю. Не знаю, откуда, но все эти люди были мне знакомы. Так же, как эта женщина в коляске, которая в этот момент помахала им рукой. Они дружно прошли мимо, бегло глянув в мою сторону. Так, будто мы виделись сегодня днём и уже поболтали. И вдруг я увидела маму моей самой близкой подруги. Она болела последние два года и в прошлом году мы буквально вернули её с "того света". Её я знала именно из этой жизни, в которой я ощущаю, или ощущала, себя осознанно. Но вот, она молодая, полная жизни, в окружении других хохотушек, что-то оживлённо обсуждая, направляется к огромному, просторному входу супер-техно-современного, футуристического здания, не похожего ни одно ранее мной когда-либо виденных в этой жизни. Казалось, они входили все вместе, но совершенно очевидно, что каждый входил отдельно.

Внутри меня что-то оборвалось, живое. В груди сжало. Мне показалось, что оттуда они уже не выйдут, сколько ни жди. И я начала что-то кричать, махать рукой. Я позвала маму моей подруги по имени. Но оно прозвучало совсем иначе! Это было совершенно другое имя. Она обернулась, посмотрела на меня, пытаясь вспомнить, откуда она меня знает. Хотя знала меня очень хорошо. Но общее движение этих весёлых, жизнерадостных людей продолжалось в том же темпе и она слилась с ним.

Она уходит! Что это? Что это за имя? Что это за чувство? Куда они все идут? И почему они все такие радостные, открытые, будто ничто человеческое, скудное, ограниченное, давящее не коснулось их жизней?

Тело натянулось струной. В груди пекло. Я чувствовала, что мне пора. Я не могу здесь больше оставаться. Какая-то нарастающая волна выдавливала меня из этой картинки. Не знаю, почему это было так важно, но я должна была знать чтó это, – всё то, что я увидела только что, и почему я здесь оказалась.

Я ждала этот голос, понимания, что-нибудь ещё, но в голове переливался эхом живой гомон и смех совершенно счастливых людей, исчезающих в этой фантастической конструкции. Я ничего не чувствовала и не слышала. "Никто", "ничего" "не объяснял".

Ответа не было. В руках дёрнулась коляска и я вцепилась в обе ручки что есть силы. Коляска заметно отяжелела и легкость, с которой я перемещалась с ней раньше, растворилась вместе с уплывающим вдаль эхом чужих голосов. Я толкала её уже с ощутимым усилием, пытаясь снова попасть на ту самую площадь, пересечь которую ещё несколько секунд назад не выглядело сложным. Воздух вокруг стал горячий и вязкий. Дышать становилось труднее, и каждый новый вздох становился сиплым и колючим.

– Что происходит? Почему так тяжело? Где ты? Поговори со мной! Пожалуйста!… Пожалуйста!… – я пыталась кричать, но слова едва соскальзывали с губ. Так сковывает страх. Но мне не было страшно. Я вцепилась в липкие, резиновые ручки почти неподвижной коляски, и из меня, как из глотки раненного зверя, вырвался истошный вопль:

– Нет! Я не хочу! Я против! Нет! – Я чувствовала сдавленный, отчаянный протест, продолжая яростно и исступлённо выдавливать его из себя с каким-то животным остервенением. И эта в доли секунд обрушившиеся на меня борьба была больше похожа на странное и постыдное чувство поражения. Как будто только что ты проиграл свою маленькую, короткую жизнь. Бесславно, глупо, по-детски обидно.

Тело залила удушливая, медленно растекающаяся, тягучая боль. Голова заполнилась нескончаемой каруселью картинок из моей и тысячи других жизней, кучей непрерывного текста, звуков и лиц. Хотелось сопротивляться этому всеми силами, но их нигде не было. Хотелось закричать, но голоса больше не было. Хотелось не видеть этого истеричного, хаотичного потока, остановить, всё выбросить, поменять, стереть, начать всё с начала, где-нибудь с пяти-шести лет, как-то иначе. Говорить, что думаю, делать, как чувствую, а не как надо; обнять, когда хочется, ответить прямо, смотреть в глаза, сказать люблю, послать всё к чёрту, если не моё, загрести в охапку, если нравится, быть не такой упёртой, доверять всё равно, полететь на параплане, уехать далеко, не оглядываться, прыгнуть в пустоту, – но жить. Жить на своих условиях. А что мешало? Что вообще нам постоянно мешает? Что это такое, что важнее нас самих, нашей жизни, наших чувств?

Почему я не могу выпустить из рук эту коляску? Откуда вообще эта гиперответственность за всё и за всех? Мне нечем дышать! Выключите всё это! Пожалуйста, перестаньте! Я не хочу! Мне надоело… Мне больно… Мне холодно… Обнимите меня… Обнимите меня… Обнимите меня…

Внезапно всё исчезло и в темноте снова проступила площадь с выбитой старой брусчаткой, вдоль которой уныло и бесшумно летал всё тот же бумажный жёлтый мусор, бесталанно изображая апокалипсис всего пережитого мной несколько секунд назад.

Несмотря на мрачный и сюрреалистический этюд обозримого, мне стало спокойно и легко. Я понимала, что сейчас я не одна. Волна благодарности окутала моё тело, протекла через руки и нырнула куда-то вглубь меня.

Ни коляски, ни женщины больше не было. "Может, я её где-то потеряла?", – подумала я про себя и мне стало почему-то смешно от этого предположения. Как можно потерять то, не зная что? Я поняла, что самоирония означает, что я всё ещё есть, я всё ещё здесь, и я жива.

Но тело вновь начало заполнятся скребущей, нарастающей болью, как пустой, ржавый резервуар, в котором она обитала эоны лет, а потом нечаянно вытекла, и вот, снова дома. Только этим "домом", этим "ржавым резервуаром" оказалось моё отощавшее, неподвижное тело. И оно казалось в разы меньше требуемого объёма.

– Тебе пора.
Я и хотела, и не хотела это услышать.
– Мне можно что-то понять? – Мой вопрос прозвучал несуразно, но я хотела спросить именно это. Я почувствовала снова это тепло и стало спокойно. Никакой ответ не мог сейчас нарушить этот внутренний покой.
– Мир, который ты знаешь, – это мир образов.
– Это всё иллюзия?
– Нет, это образы.
– Что это значит?

В эту секунду мне показалось, что если я захочу, я могу узнать, кто мой Проводник, как давно мы знаем друг друга, зачем я здесь, и почему я. Если бы не последующая информация, я бы могла даже предположить, что я разговариваю с самой собой, с какой-то неизведанной частью себя. Но вокруг было столько любви и покоя, неизвестного мне ранее всепринятия, что я понимала, скорее даже, надеялась, что я хотя бы маленькая крупица, частица, клеточка этого вселенского баланса любви и принятия. Ну, или мне была просто приятна эта мысль. По сравнению с этим, всё остальное было совсем не важно. И так странно. Так не хотелось тратить время, если оно здесь вообще есть, на незначимое. Даже на регистрацию всех обрушившихся на меня внахлёст переживаний, эмоций, чувств и вместе с тем незнакомого чувства совершенного покоя, внутри которого они перетекали, неспешно сменяя друг друга. Так органично и стремительно, как устремляется от сердца, пульсируя, кровь по аортам, неся заветный кислород и массу полезных веществ к органам и тканям.

– Образы – это сжатые плотно пластины, заполненные триллионами информационных кодов, которые вы получаете ежесекундно. Образы – это проводник между материей и вами. Материя – сама по себе лишь одна из бесчисленных видов энергии. Но для человеческого сознания она приобретает значимость лишь через систему образов. Все ваши реакции, эмоции, мысли – многослойная система образов. Если изъять из заданной реальности систему образов, то вам больше не за что будет "зацепиться". Мир плотной материи невозможен без образов. Отсутствие образов лишают материю значимости. Ничего не может быть создано в четырёхмерном пространстве без образов, ничего не может быть разрушено без образов. Движение материи – это движение образов.

– Тогда вообще всё теряет смысл.
– Смысла не существует. Это тоже образ. Движение души – многомерно и неподвижно одновременно. Душа одновременно здесь, в теле, в каждом своём воплощении, в вечном моменте "сейчас". Ты сейчас со мной, дома, в каждом моменте своей жизни – одновременно. Ты Дома здесь и ты Дома там, всегда одновременно. Это не физическое явление, его трудно понять через человеческое восприятие. Но именно в этом и есть самый ценный опыт для души – познать себя через своё проявление. Это невозможно в мире энергий, это возможно только через плотное заполнение материи и обязательно, – образа её значимости.

Я "слушала" и не ощущала ничего привычного ранее. Всё было так гармонично, таким родным и знакомым, что скорее напоминало лёгкий скорый сон, после которого ты проснулся в тёплой уютной постеле, залитый лучами солнца, сладко потянулся и вскоре забыл, что тебе только что снилось. Ты – дома. Но с той лишь разницей, что лёгким скорым сном была моя жизнь со всеми этими страшными образами, от которых нет спасения и не нужно его искать. Это всего лишь инструмент Души.

– Тогда, что же такое жизнь?
– Жизнь – это книга без оглавления. Это – когда ты можешь открыть её и читать с любой страницы так же захватывающе, как любую другую с интересным и последовательным сюжетом. Это когда тебе интересно в любом месте, где ты её открыл. Но пока человеку нужно начало книги, сюжет, краеугольная фабула, кульминация и финал, – он не сможет выйти за пределы образов. Каким бы порой безграничным и удивительным ни казался ему мир, он будет зависим от наличия в нём образов и придавать им первостепенную важность, большую, чем содержание, их определяющее.

Как бы не хотелось человеку приблизиться к Богу, он будет заинтересован в его непостижимости, недосягаемости, овевать его ореолом незыблемой святости, строить новые формы для почитания и зависеть от них.

– А разве это не свято?
– Это всё – образы. Энергия может принимать и придавать любую форму всему, но она остаётся неизменно энергией. Жизнь может выразить себя через любую форму, но она остаётся неизменно жизнью. А для человека – она остаётся лишь всеми этими формами.

– А Бог?
– Бог – это форма, созданная человеком в ответ на ощущение этой самой энергии в попытке придать значимость форме, образу, а не содержанию. Потому что форма или образ имеют конечность, завершённость и ограниченность, – всё то, что необходимо сознанию человека, чтобы что-то в себя вмещать. Всё, что в него не вмещается, им отторгается или изгоняется из зоны его восприятия. Соответственно, внимание человека фиксируется лишь на том, что может регистрировать его сознание, даже если он чувствует нечто большее или нечто другое. И вскоре человек выдаёт образы и форму за единственно возможные и допускает лишь схожие с ними. Они всецело поглощают его тесную до болезненности реальность, которая затвердевает в нём в итоге, как единственно возможная для него. Реальность, которая отталкивает любые другие "реальности", "реальность" собственных детей, "реальность" любимых и родных людей, тем более, – "реальность" других человеческих существ. В результате, большую часть такого прекрасного творения, как человеческая жизнь, человек проводит в конфликте. С собой, со своим миром и чувствами, со своим и чужим миром, со своими и чужими эмоциями, образами, суждениями, ценностями, религиями и даже с природой. На это уходит много сил и человеческих лет.

– А разве конфликт не образ?
– Это столкновение образов.
– То есть конфликт не существует в природе?
– Всё есть энергия. Всё есть Бог. Всё есть жизнь. Выбери, что тебе ближе. Ты, каждый твой порыв, каждый твой образ, мысль, эмоция, всё, что создано и разрушено тобой, каждое превосходство и уничижение, каждое проявления тебя, – есть энергия. Любое название – образ. Любое содержание – энергия. И если посмотреть на всё с точки зрения содержания, а не формы, и увидеть всю эту пёструю, разноголосую, разногабаритную и разноважную систему образов, ты на земные две-три секунды получишь возможность постичь всё происходящее внутри и снаружи тебя. В природе нет конфликта. Всё взаимосвязано, всё закономерно.

– Почему только на две-три секунды?
– Больше сознание не выдержит. Это бунт. Оно его подавит. И вернёт тебя в привычную систему мира, – мир образов… Ведь будучи энергией, той самой книгой без оглавления, ты можешь начать читать с любого места, формируя с каждой новой страницей новые возможности развития сюжета. Ваши образы – это великая подмена реальности, точнее, – вшитая в подкладку вашего восприятия необходимость создания всё новых и новых образов. И этот мощный маховик можно приостановить лишь на секунды, иначе примнёт.

– Что же делать?
– Выйти из-под маховика. Например, стать рядом, в стороне. Стать наблюдателем. Всё может настолько преобразиться, что можно неожиданно начать… создавать совсем иную систему образов.

Какое тёплое ощущение улыбки наполнило меня. Вероятно, так действует энергия улыбки. Ведь я не могу сказать, что вижу Проводника достоверно или совершенно отчетливо. Но как удивительно иначе я чувствую его улыбку.

Я понимала, что мой следующий вопрос уже предугадан.

– "Систему образов"? То есть мы не можем ни при каком уровне развития жить без образов? Или выйти за их пределы?
– Нет.
– Нет?! – Что-то почти безнадёжное ворвалось в мою оживающую новую конструкцию, как мне показалось, вот-вот обретаемую сейчас.
– Нет.
– Почему?!
– Таковы условия вашего пребывания здесь. Но есть и то, что можно и нужно менять в заданных пусть и условных, но реальных для вас, рамках.

Я замерла в предвкушении чего-то переломного, кульминационного, возможно, даже того, ради чего я здесь. Вот сейчас прозвучит то заветное, что ответит на все мои вопросы, заданные и ещё неосознанные.

– Улучшать систему своих образов.

Я была в замешательстве, это был самый настоящий срыв ожиданий, какое-то щемящее, едкое разочарование.

– Вот видишь, как сильны в тебе образы. Ожидание, разочарование, – рабочие для вас образы. Если взять одну жизнь, например, даже твою или любого другого человека, ожидание окажется в каждом дне. А значит, ровно столько разочарования. Но разочарование, – это не результат ожидания. Это результат непрожитого.

– Непрожитого?
– Жизнь протекает в каждом моменте. Ожидая другого момента, минуя текущий, ты создаёшь временной вакуум, пузырь времени. Он вздувается и лопается. То, что ты ощущаешь в этот момент, ты называешь разочарованием. Разочарование – это непрожитый момент. Но разве кто-то мешал тебе в этот момент жить свою жизнь?

– Но как не ждать? Как понять, когда надо подождать, а когда ждать не надо?
– Нет никакого ожидания. Это образ, который вы вшиваете в своё ощущение время. Но никто не владеет временем. Однако каждый может владеть и управлять своей системой образов.

– Но если я хочу чего-то добиться, или что-то получить, я буду невольно чего-то ожидать.
– Если ты хочешь прийти из точки В в точку D, ты не осилишь свой план ожиданием, но справишься, делая шаг за шагом. Каждый шаг – это момент проживания. И он может всё изменить в любой момент. И направляясь в точку D, ты можешь оказаться в пункте F другой системы координат. Ничего не предопределено. Но у всего есть назначение, есть содержание и закономерные связи. Твоё ожидание ограничено твоими образами. Нужно позволить энергии жизни разворачиваться в твоей жизни, не сковывая её своим ожиданием, не привязываясь к результату, который ты ожидаешь, так как боишься допустить другие расклады. Однако часто кажущийся тебе неблагоприятным или болезненным расклад может оказаться для тебя самым продуктивными, в итоге.

– И как же это узнать, как различить?
– Доверять. Доверять тому, что чувствуешь.
– А чувства – это не образы?
– Чувства – это инструмент души. А вот то, как вы их трактуете для себя или других – образы.
– А эмоции…?
– Эмоции – это то, что возникает в результате той или иной выбранной системы образов. Можно сказать, что они часть образной системы. Как и реакции, мысли, действия. Всех их можно видоизменять или подделывать по желанию, смотря что вы хотите создать или разрушить.

– И как тогда её улучшать, систему образов? Вроде понято, что нужно менять мышление, думать позитивно, медитировать. Много разных техник и практик. Всего так много и всё как-то размыто.

– Брать ответственность. Например, медицина. Как и многие другие великие изобретения человечества, она была создана с целью поддержать и помочь человеку стать сильнее, выносливее, продуктивнее физически. По мере своего развития, – как способ оставаться здоровым или вылечиться от болезней. Но в вашей реальности она заложила в вас мощный образ, что можно разрушать себя, свои тела ещё больше, – потому что есть медицина, которая вам поможет. Но в действительности, она ускоряет все разрушительные процессы, которые вы заложили в себе раньше и добавляет новые деструктивные образы, которые помогают вам укрепиться в мысли, что вы ни за что не ответственны, а дело в плохой медицине, которая вам не помогает, и что от вас мало что зависит. Но продолжаете запрашивать или требовать, чтобы кто-то пришёл и решил созданные вами проблемы. Другими словами, – кто-то должен взять на себя ответственность за вашу систему образов и поменять её на другую, – лучшую для вас.

Вы самостоятельно отвечаете за своё тело. Вы получаете его на весь отрезок жизни. Никто не умирает от одной болезни, или от одного события. Это всегда, в 100% случаев – набор многочисленных факторов, собранных в разное время. Часто – это набор маленьких и больших безответственностей и той системы образов, которой предан человек. И это тоже причина, почему излечить медицина не может.

– Выходит, нет шанса на исцеление?
– Конечно, есть. До определённого момента жизни он даже активно присутствует в проявленной жизни человека.
– До определённого момента? А после уже всё предопределено?
– Не совсем так. Решение может быть принято даже незадолго до перехода. Человек очень привязан к своей системе образов. Осознание своей природы, природы души, затрагивает многие другие души, с которыми он связан в этом проявлении, воплощении. В первую очередь тех, кто в этом проявлении ваши родственники и близкие. Это решение может качественно изменить их жизни даже без их осознания. Но это будет дар этой души, не привязанно к её проявленной физической жизни. Для человека исцеление – это физическое тело. То, что можно увидеть и потрогать. То, что легко вмещается в наше сознание. Если оно снова стало здоровым, – произошло чудо. А если нет, то доверие к исцелению гаснет.

Тело, на самом деле, – очень выносливый, продуманный, тонко налаженный механизм. Само по себе, его тоже можно назвать чудом. Ни один воплощённый когда-либо на Земле человек не смог бы создать такое органичное, самостоятельно работающее и себя обслуживающее творение. Как много ты знаешь людей, кто относится к своему телу с таким осознанием? Как много ты знаешь людей, кто относится к телу другого человека с таким осознанием? Как много людей ценят этот дар и относятся к нему бережно, понимая какие воздействия, к чему и через какое время приведут? Нужна ли была тогда медицина в том виде, в котором она есть сейчас? И это речь только о физическом теле.

– А страх? Что это?
– Система образов.
– То есть страха тоже нет?
– Если бы душа перед воплощением испытывала страх от предстоящего ей опыта, население планеты составило бы два-три десятка тысяч людей, – юных душ, которые очень быстро избавили бы себя от совместного сосуществования на скучной и бедной планете.
– А разве страх – это не чувство?
– Страх – это следствие непроявления или недоверия своим чувствам. В результате чего он становится целой системой образов определённой частоты и вибрации.
– А страх как механизм выживания?
– Неправильно называть это страхом. Это инстинкт, информационный код, в основе которого лежит архивный опыт души и опыт, который ей нужен в этом проявлении, и который ей не нужен. Этот код у каждого свой.

– Но ведь есть и те, которые развиваются, меняются, меняют свою систему образов.
– Да. Их часто "сумасшедшими" называют, да? Те, которые идут против ветра, если он дует не в их сторону. Которые берутся за улучшение и реконструкцию своей системы образов, своей жизни. Да, есть и не мало. Это и зрелые, и молодые души. Но кто их любит?

Мне показалось, что я услышала что-то вроде смеха. В этом была какая-то ирония. Мы вообще не любим тех, кто отличается от нас и нашей картинки жизни. Нашей "системы образов".

– Они раздражают. Один такой человек способен помочь многим окружающим его людям. Их кажется мало, но их достаточно, чтобы изменить кардинально жизнь десяткам тысяч людей. Если те захотят что-то менять. Ведь откликаясь на их перемены, видя результат, а именно, – новые образы, можно преобразить свой даже доведенный до хаоса мир образов. Любая привычка, любой рефлекс формируются по одному и тому же принципу. Нравится – сформируй привычку. Не нравится – сформируй другую. В вашей системе это займёт от 28 до 258 дней. Вполне постижимое время. Учитывая, что намного большее время вы посвящаете разрушению себя и мира вокруг вас.

– Многие хотели бы что-то изменить. Кто-то ждёт для этого кого-то, кому-то не хватает уверенности, кому-то страшно, кто-то прячется, кто-то начал и бросил…

– Как только человек принимает твёрдое решение, готовый следовать своему выбору, ему открываются возможности и понимание. Это своего рода прямой контакт со своей глубинной природой. Его жизнь может сильно изменится и затронет жизни других людей. Нужно ли быть к этому готовым? Необязательно. Достаточно делать шаг за шагом. И понимать, зачем ты это делаешь.

В архивном коде души не хранится всё подряд. Хранятся только ключевые, поворотные моменты. Как и в ДНК человека хранится объёмная, но ключевая информация. Так же и в теле человека. Человек способен влиять на свою жизнь, на свой геном и на своё здоровье.

В этот момент я неожиданно поняла, что нет голоса, нет пола, цвета, нет ничего из привычного набора ощущений во время общения. Даже у себя я не осознаю никаких привычных глазу, уху, осязанию атрибутов. Значит, и это всё образы?…  Я не слышу никаких голосов в голове или где-то ещё. Но я совершенно отчётливо воспринимаю диалог и огромную разность восприятия. Я ощущаю свои эмоции и даже мысли. Но в ответах их нет. В этой информации сплошной гармоничный покой. Я ощущаю присутствие Проводника физически, так же, как и в обычной жизни. Возможно, это никакой не Проводник, почему я так решила, я не знаю. Но, общаясь в обычной жизни с незнакомым человеком, я не задаюсь вопросом: "Кто это?" Это как-то само собой разумеющееся.

Это размышление меня отвлекло, но оно возникло так внезапно. И я поняла, что оно так же легко сосуществует в соседней плоскости, где есть я, на этой изменчивой площади, которую я могу увидеть в любой момент, как и перестать её видеть.

Я чувствовала, что могу получить ответы, на какие угодно свои вопросы. Но их не было! Не было всех этих бесконечных чесоточных вопросов, которые  толкаются и топчутся постоянно в моей голове и хотят быть отвеченными, раз и навсегда понятыми. Где теперь они все?

Вдруг площадь исчезла. И стремительным порывом меня захлестнули все эти странные, непонятные персонажи и картинки. Только в обратном порядке, будто внутри меня сорвало бобину, на которую писалась вся эта нелепая кинолента, и теперь она вхолостую мотала обрывки этих кадров снова и снова. Не было только женщины с коляской. Куда она делась? И что это было?

В ушах появился давящий шум, и всё тело жёстко придавило незримой, тяжеленной глыбой. Что-то оранжево-жёлтое стало заливать всё вокруг. Это закат. Закат этого дня. Значит, я вернулась? Вернулась, но куда? Почему столько света? Я ничего не вижу. Какая тяжесть. Я знаю эти руки, знаю тепло этих ладоней. Ты рядом! Так хочется плакать. Я так давно не плакала. Так больно. Хочется встать. Я хочу посмотреть в окно. Какое всё жёлтое. Это рассвет!...

– She's coming back, kalá, good girl, kaló korítsi! It's ok, don't move, it's ok!
– Doctor, how is she?
– It seems that the crisis has passed.
– I hope so...
– She made her choice. *

Сознание такая странная штука. Оно такое активное, везде снуёт, обо всём рассуждает, всё знает. Но стоит от него ускользнуть и оно потом долго не может собрать даже привычную до мозолей картину собственного мира. Ну, вот что происходит?

– Я люблю тебя… Я люблю тебя… Спасибо, что ты вернулась… Теперь всё будет хорошо, мы со всем справимся…

Это твой голос. Такой уставший, такой родной. Ты рядом, ты здесь! Спасибо тебе! Я очень тебя люблю… Слышишь? Мне столько всего надо тебе рассказать!…

Тело трясло. И от этой тряски растрясло всю на время угомонившуюся боль. Когда же она закончится?…

Она закончится. Чтобы уступить место новой. Но между ними будет течь целая, удивительная жизнь, в которой мы можем и должны больше, чем мы думаем, чем привыкли думать. Больше, чем нам удобно думать. Мы начнём с пяти-шести лет, совсем иначе. Мы будем говорить, что думаем, мы не будем больше боятся. Мы будем делать, как чувствуем, обнимать, когда хочется, отвечать прямо, смотреть в глаза, говорить люблю, посылать всё к чёрту, если не наше, загребать в охапку, если нравится, я не буду такой упёртой, мы будем доверять, мы уедем далеко, мы не будем оглядываться, и если надо, прыгнем в пустоту, – но мы будем жить. Жить на своих условиях. Потому что нам ничего не мешает. Потому что нет ничего важнее нас троих, нашей жизни, наших чувств! Ты пока не слышишь, но именно так и будет.

И когда на этих белых стенах появятся картины, а на подоконнике – зелёный с большими лапами-листьями цветок; когда на месте капельницы будет стоять в своей модной белой шляпе высокий торшер, а в том кресле – сладко дремать недочитанная тобой шершавая книга без оглавления; когда за этой большой занавеской будет расцветать за окном ветвистая липа, – мы подпишемся под каждым словом, смысл которых мы обязательно раскроем в нашей новой жизни. Я тебе обещаю. Даже если для этого мне нужно умереть, я обязательно вернусь, чтобы снова тебя обнять.


Автор: © Tanja Warucha



* английский и греческий:
– Она возвращается, хорошо, молодец. Всё хорошо, не шевелись, всё хорошо! 
– Доктор, как она?
– Похоже, кризис миновал.
– Надеюсь...
– Она сделала свой выбор.

2 комментария:

  1. Здравствуйте, Таня))
    Откликается каждое слово. Мир огромен; - и чудный лес, и добрый Друг, и самоосознание, и горе потерь...
    Все во мне.
    И все подвластно.
    И рай и ад )

    Спасибо, что живу вместе с Вами, Таня)))

    ОтветитьУдалить
    Ответы
    1. Гала, спасибо Вам огромное! Это так всегда наполняет, когда где-то вспыхивает огонёк родственной души и ты понимаешь, как нас всех родных и далёких много. И как чудесно, что мы есть и откликаемся!

      Удалить